Сергей Дьячков

Интервью 21 декабря 2005 года. Москва

Н: Сергей, расскажите немного о себе. Начните с биографии.

С: Родился я 29 марта 1946 года в Москве. Так как я был очень способным ребенком, в музыкальную школу меня взяли досрочно. А общеобразовательная была уже потом. Потом окончил училище при консерватории по классу фортепиано. Дальше учиться не стал, пошел работать в МОМА. Мне повезло, что я не попал в ресторан. Работал в кинотеатрах, перед сеансом. Потом перешел в Москонцерт. Работал пианистом у Ружены Сикоры. Помните, была такая певица типа Веры Красовицкой или Клавдии Шульженко? Сразу же начались гастроли по стране. Иркутск, Дальний Восток и т.д. Потом был мюзик-холл. Там познакомился с Владимиром Семеновым. Мы там вокально-инструментальный ансамбль делали - "Тон". Ребята хорошие были. Саша Попов руководил.

Н: Вы там клавишником работали?

С: Нет. Я тогда на гитаре учился играть. Потом я из мюзик-холла ушел, а Семенов остался. Еще в годы учебы в муз.училище я много общался со Слободкиным и Бергером. Мы учились вместе, только они - на теоретико-композиторском, а я - на фортепиано. Когда я ушел из мюзик-холла, Слободкин тогда как раз "Веселых ребят" делал. Первая репетиционная база у них была на заводе "Калибр". Это у метро "Щербаковская" (ныне - Алексеевская). Вот я и пошел к ним. Им моя музыка понравилась. Стал писать песни. Вскоре вышла первая пластинка, которая побила все рекорды. Пошли авторские, и мне уже не нужно было так уж много работать. А поскольку место работы какое-то должно было быть, я устроился в клуб "Высотник" в Раменках. У меня была подруга - Мира Львовна Коробкова. В этом клубе она руководила самодеятельным вокальным ансамблем - три девочки приходили после работы и пели. Она меня взяла в ансамбль, который этим девочкам аккомпанировал. Там я познакомился со Стасом Микояном и Сашей Лосевым. Появилась идея записать пластинку. Начали работать в этом направлении. Потом я случайно встретил на улице Володю Семенова, предложил ему присоединиться к работе. Познакомил его со Стасиком. Посидели, подумали, что делать. Сходили со Стасиком к Фельцману, выбрали песни. Потом сели с Володей, что-то писали, старались. Вроде получилось. Хотя половина из того, что мы написали в партитурах, на записи не слышно. Во-первых, аппаратуры тогда не было такой хорошей, как сейчас, а, во-вторых, не все сыграли. Время для записи было ограничено. Это сейчас можно сидеть, сколько угодно. А тогда - есть наряд на столько-то часов. Время вышло - освобождай студию. Поэтому и не успели записать все, что было задумано. Но зато у нас там бэк-вокал был неплохой.

М: Из консерватории девочек брали?

С: Нет. Это пели девочки, которые у Миры Львовны в самодеятельности занимались. Еще Толя Алешин пришел. Очень здорово помог! Лосев, вообще, первый раз в записи участвовал, поэтому ему очень тяжело было. Но ничего, вроде справился, хорошо спел.

Н: Говорят, что кроме Алешина на бэк-вокале еще и Лерман помогал.

С: Нет. Лермана там не было. Это я точно помню. Да и не могло его там быть, он же в то время у Слободкина работал.

Н: Я недавно слышала, что Вы работали с "Самоцветами" еще до того, как они стали "Самоцветами".

С: Нет. С "Самоцветами" я вообще не работал. А со "Школьным балом" вот какая история получилась. Эта песня была написана по заказу Слободкина и при его личном участии, но записать ее почему-то не получилось. А у Маликова тогда как раз новый певец появился - Дьяконов. Чудный мальчик! Он так здорово спел "Школьный бал" на концерте! Просто на стон! Вот Маликов и предложил мне записать эту песню на пластинку. С большим трудом пластинку все-таки удалось выпустить. Придирались буквально ко всему. Изначально песня называлась "Школьный вальс". Даже к этому придрались. Если вальс, то почему не на три четверти? Пришлось переименовать в "Школьный бал". Как вообще Маликову удалось пробить эту запись, даже не знаю. А тут у Леонидова (автора слов "Школьного бала) новая идея появилась - уехать в Америку. Они вместе с Днепровым уехали. Пластинку тут же сняли с продажи, изъяли из магазинов, и вместо моей песни вставили "Не повторяется такое никогда" Фрадкина. А ведь я никуда не уезжал! Просто вот так "повезло".

М: А если сравнить два исполнения: Бергер и Дьяконов?

С: Как же это можно сравнивать? Это совсем разные люди. Два совершенно разных исполнения. Дьяконов - русского плана.

М: Все-таки в русской традиции какая-то сдержанность. В лирике, в балладности. И Лосева за это любят, и Дьяконова. "Школьный бал" и Дьяконов спел, и спел Бергер - совершенно разные песни. А любят исполнение Дьяконова, оно ближе народу.

С: Дьяконов - уникальный мальчик. И певец он был гениальный, и рукодельник колоссальный. Аппаратуру мог сам сделать, синтезатор собрать. У него самодельные синтезаторы были. Очень замечательно было. Много смешных случаев у нас с ним было. У нас же фамилии похожи. А у него же поклонниц было очень много. И они спутали меня с ним. По фамилии, по адресу. Он жил на Профсоюзной, а я - в Теплом Стане. Помню, одна вокруг дома ходила-ходила, ходила-ходила. Вот такие бывают случаи.

М: Говорят, что Дьяконов сейчас звукорежиссер.

Н: Чуть ли ни у Антонова. Или Шачнев у Антонова. Я не помню.

С: Лешка Цейтлин. А! Шачнев он теперь?

Н: Он же фамилию жены взял.

С: Так это выгоднее. Все считали, что он еврей, но он не еврей. Фамилия Цейтлин - не еврейская. Он грузин. Цейтлин Юрий Владимирович - его отец.

М: А что было после "Школьного бала"?

С: "Цветы". Потом "Синяя птица". Там тоже своя история. Рома Болотный тогда в "Коробейниках" саксофонистом работал. Кто-то тогда в "Коробейниках" заболел, и Саша Попов попросил им помочь, заменить заболевшего музыканта. Я прилетел к ним на гастроли, там и познакомился с Ромой.

Н: А Михаил Болотный?

С: А Миша тогда уже в Гомеле сидел, репетировал. Ну, а потом как получилось? Они тогда уже работали в Куйбышевской филармонии. Я помню, что они два месяца в гостинице голодали по-настоящему. Ничего у них не было. А еще репетировать нужно было. В качестве режиссера программу им делал Каминский, но никак не мог доделать. Но Рома упорный - добился все-таки. У них была запись Бергера "Возьми свои слова обратно". Бергер спел ее гениально. Рома сказал, что у него есть мальчик, который споет эту песню не хуже, и привел Дроздова. Дроздов, конечно, спел не так, как Бергер. Он спел по-другому, но тоже хорошо получилось.

Н: Все говорят про эту запись Бергера. Она у кого-нибудь жива?

С: Она была у Ромы. А потом куда-то пропала.

Н: А с кем Вам лучше всего работалось, как композитору?

С: С самим собой!

Н: Только с самим собой? Ни со Слободкиным, ни с Наминым, ни с Болотными?

С: Нет. С Пашей хорошо было. Мне тогда сочинялось хорошо. Сейчас фразы трудно даются, да и забот много. А тогда мы все молодыми были. Слободкину что-то сыграешь, он в пять утра звонит: "Как это у тебя, вот так?". Он увлекался этим! Он горел тогда, поэтому все шло. Я его знаю много лет. И я вам скажу, что при всех его минусах, если бы не он, ничего бы не было. Он все это организовал. Он сумел все это сделать! Он привел авторов. Он меня поставил на ноги. Он сделал меня, сделал себя, сделал ансамбль.

Н: Поскольку Вы были в числе тех, кто делал первую пластинку "Веселых ребят", расскажите, как эта пластинка делалась?

С: Это все Слободкин! Он привел меня, привел Гаджикасимова, привел Ножкина. Потом он пригласил Цейтлина Юрия Владимировича.

Н: Говорят, что эту пластинку писали фактически сессионные музыканты.

С: Бергер записал. Это личность неподражаемая. А вокалист - там, вообще, делать нечего никому. Это я вам точно говорю. Это даже не вокалист уже. Это музыкант. Вокалист просто - это просто бревно полное, глотку дерет и все. Я все от Лосева добивался. У него голос прекрасный. Но у него не было нюансов. Дикция прекрасная зато была.

Н: Бергер - сильный вокалист, но он не был еще на тот момент музыкантом "Веселых ребят".

С: Как же? Был. На всех репетициях уже. Еще в "Калибре" он был. Его прямо из училища взяли.

М: Из "Калибра" есть фотография в книге Вячеслава Добрынина. Ансамбль "Орфей".

С: Нет, таких подробностей я не знаю. Но Бергер был с самого начала. Пузырев даже не был сразу. Потом уже пришел.

Н: Еще Валов был на первой пластинке.

С: Валов не был в ансамбле. Он на записи участвовал. И Добрынин участвовал. Он Антонов тогда был. Он тоже не был членом "Веселых ребят".

М: А почему так? Вроде бы ансамбль, уже сложившийся, не первый год существующий.

С: Наверное, я думаю, что Паша пригласил их.

М: Что своих не было что ли?

С: У одного только Валова в Москве была 12-струнка. Это тогда редкость была. Наверное, поэтому его Слободкин и пригласил.

Н: А в "Веселых ребятах" кто на тот момент был? Ну, Юлий Слободкин уже был.

С: Юлик не всегда приходил. Петерсон, Бергер, Витебский. Барабанщика забыл фамилию.

М: Турабелидзе.

С: Да-да. Грузинчик такой.

М: Еще Беспалов. Гитарист был такой.

С: Беспалов - да-да-да. Больше не помню. Они потом стали все время меняться. Только кто не менялся, я вам скажу. Бергер, Витебский. А потом уже все.

Н: Но они тоже быстро ушли.

С: А потом Бергер уже подал документы на выезд. В Измайловском парке "стекляшка" такая была - кафе "Хрустальный" называлась. И он там пел. Так божественно. Приходили бандиты, давали деньги - только спой! Он в последнее время там дорабатывал. Ну, жить-то надо. Он был в отказе. Вот в этой кафешке он и пел.

Н: Бывший ударник "Веселых ребят" Владимир Полонский рассказывал, что "Алешкина любовь" на концертах совсем не шла. Народ приходил именно на "Алешкину любовь", но когда видел Леню Бергера – все, песня не шла!
С: Леня эту песню ненавидел! Он ее просто презирал! Ходил и плевался. А сейчас вдруг полюбил. Говорит, что записал ее в Австралии, и она все рекорды Гинесса бьет.

Н: А, кстати, почему "Алешкина любовь"? Ведь там об Алешкиной любви нет ни слова.

С: А вот такой гениальный человек Гаджикасимов! Я недавно смотрел передачу "Принцип домино". Тема была "Любовь втроем". Там были два мальчика и девочка. У них спрашивают: "Как же вы живете втроем?". Они встали и говорят: "Вот так и живем! И я с ней, и Алешка с ней." И спели "Алешкину любовь". И так здорово! Так профессионально!

Н: Многие музыканты многие говорят, что у Слободкина был просто идеальный слух - одним местом на рояль можно было сесть, и он назовет на какие конкретно клавиши ты сел.

С: Насчет Слободкина я не знаю, а я могу вам это сделать. У меня хоть втроем можете сесть. Это, можно сказать, даже болезнь такая. Это очень мешает. У меня что, например? Вот сижу я в кабаке, а там играют фальшиво, у меня начинает болеть живот. И каждый день вот так. Противно! Каждый день! Представляешь? Ты или настрой дудку, или не играй вообще! Мне неважно, что там он играет, важно, как он играет!

М: А если говорить о музыкальных школах. Владимир Семенов специально отметил, что ему приятно работать с джазменами. Люди культурные, образованные музыкально, у них комар носа не подточит.

С: Они - нотники.

М: Или "андеграунд", рокеры?

С: Ну, это другое. Это беспредел! Б-р-р-р-р!

М: А у Вас какое отношение к жанрам, к стилям?

Н: С кем из музыкантов Вам бы хорошо работалось? Кого бы Вы набрали?

С: Ну, кого? Джон Леннон, Пол Маккартни.

Н: Я понимаю, что Джон Леннон, Пол Маккартни! А из наших?

С: Из наших? Бергер.

Н: Бергер - хорошо. Ну, ни с одним же Бергером.

С: Фокин. Лосев.

М: "Цветы" с Бергером?

С: Не-не-не. Они разные.

М: А чтоб играли бы? Может, классику?

С: Классику я бы хотел. Я бы с удовольствием. Я просто сейчас не силен. Здоровье не то. А потом мне заниматься некогда. Времени не хватает.

М: А что из классики Вы больше всего цените?

С: У меня кумир - это Шопен, конечно.

М: А джазом не увлекались совсем?

С: Мало как-то. А там снобистов очень много. Кстати, периферийные джазмены лучше.

М: Вы ни с кем и не работали? Это не Ваше поколение?

С: Нет. Слободкин мне, когда еще учились, предлагал заменять его. Была такая гостиница "Советская".

М: Слободкин тогда там играл?

С: Да, он заменял Игоря Бриля. Мы у одного педагога учились. Но Бриль - он, как вгрызся в этот джаз, так и до сих пор играет.

М: А когда легче было работать, когда проще? Многие говорят, что в 60-е было легко работать на эстраде, многое позволялось. В 70-е такого не было.

С: Когда? При Хрущеве?

М: При "молодом" Брежневе.

С: До Лапина, значит?

М: Можно сказать, при Фурцевой.

С: При Фурцевой легче, конечно, было. Не смотря ни на что, она все-таки много хорошего сделала. Вот, например, она разрешила выпуск диска-гиганта Высоцкого. А после нее все стало хуже. Пройти худсовет становилось все тяжелее и тяжелее. Там – Лапин, здесь – Богословский. И все дрожат. Не пропустят! Зарубят! А ведь если зарубят, то это конец! Песни не будет. Когда худ.совет заканчивался, все выходили, а потом стояли под дверью и подслушивали, что и ком там говорят. Бывало, Владимир Дмитриевич Рыжиков идет по коридору, а мы стоим, дрожим, подслушиваем. "Ага! – говорит, - Заговор обреченных!".
Веселые были времена.
Когда со Стасиком работали, было, конечно, попроще. Он сразу сказал: "Вы идите, делайте, что хотите – хоть БИТЛЗ, хоть все сразу! Я все пробью: любую музыку, любые инструменты!".

М: А у Слободкина были такие возможности, как у Стаса?

С: Нет. Слободкина рубили столько раз, что на нем живого места не осталось, рубить уже некуда.

М: Сергей, Вы много работали с Онегиным Гаджикасимовым. Не могли бы Вы хоть немного о нем рассказать? Многие яркие песни связаны с его именем, а о нем самом ничего неизвестно. Откуда появился, куда исчез?

С: Я его биографии точно не знаю. Он поэт, из Баку. Лет на 10-15 старше нас был. Первый, кого он сделал - это Полад Бюль-Бюль оглы. "Вчера ты мне сказала..." Году в 1988-89 он ушел из мира. Постригся в монахи, принял сан. Знаю, что жил в Оптиной пустыни. Несколько лет назад я туда специально ездил, но мне ответили, что он оттуда ушел. А когда, куда - монахи мне не сказали. Правда, года четыре назад в РАО мне говорили, что Гаджикасимов к ним приходил.

М: Он был членом Союза писателей?

С: Нет. Не брали его.

М: А что для Вас первично в песне?

С: Стихи, конечно!

М: Вот допустим, Дербенев. Он писал уже на готовую музыку.

С: Так это считанные люди.

М: А с Вами как работа строилась?

С: У меня по-разному бывало. Но, вообще, я считаю, что в начале было слово. Тут нечего мудрить.

М: Вам нужен образ, над которым Вы размышляете?

С: Да. И если получается песня, то это все равно будет лучше, чем наоборот. Сейчас дефицит поэзии. А без поэзии не получится.

М: Подождите! Я думал, что на эстраде в основном работают текстовики.

С: Да фуфло там работает! Даже в то время. Я вам скажу, кто, на мой взгляд, имел право называться поэтами-песенниками - это Дербенев, Гаджикасимов, Ножкин и Николай Николаевич Добронравов, конечно.

М: Сергей, а что Вы можете сказать по поводу роли аранжировщика. Вы себя считаете аранжировщиком? Вы все сами до конца делали?

С: Не-не-не!

М: А с кем приятно работать?

С: С Семеновым. С ним мы много песен делали. . Сидели, искали какой-то образ. Мы не ради денег это делали. Деньги все равно пришли. А мы это делали от души. Чисто творчески работали. Это сейчас все хотят забрать деньги не за что и убежать.

М: А с Пузыревым делали что-нибудь?

С: Пузырев? Он делал аранжировки некоторых моих песен. Но вдвоем с ним - нет. Он никогда ни с кем не сидит.

М: Сергей, а расскажите, пожалуйста, об одной из самых спорных песен - Вашей песне "Качели". Есть обожатели этой песни, а есть - просто ненавистники.

С: Да потому что она изгажена! Это никакие не "Качели"! Это песня на стихи Роберта Бернса "Дженни". Геннадий Макеев ее так сделал. У меня она не так придумана. Он там вроде все правильно делал. Но он какую-то тягомотину сделал. Она ж с ускорением идет. И все быстрей, быстрей, быстрей, быстрей... И там танец. Это танцевальная вещь должна быть.

Н: Возвращаясь к стихам. Ваша песня "Честно говоря". Даже тем, кто не любит "Цветы", кому не нравятся эти песни, эти пластинки, всем "Честно говоря" нравится, причем не в малой степени из-за стихов.

С: Ножкин - он же большой мастер. Он же неподражаемый совершенно!

Н: А это правда, что первый исполнитель этой песни Юлий Слободкин?

С: Нет. Это тоже по заказу Павла Яковлевича было сделано. Это он заказал, он и Ножкина привел. А сам почему-то не стал записывать. И она долго валялась просто так. Ну, я взял и сам спел.

Н: А на пластинке у "Цветов" "Честно говоря" кто поет?

С: Я.

Н: Вы? Это не Лосев?

С: Нет.

Н: Считается, что это Лосев.

С: Так пусть! Мне не жалко. Пусть Лосев. А, вообще, если сам спою, лучше получается. Я сам спел "Крокодила" - это еще лучше получилось.

Н: Сын Юлия Слободкина до сих пор вспоминает, как Вы пели "Крокодила". Ему очень нравилось.

С: Так я вот и сейчас спою, и она будет шлягером! Вот увидите! Просто она должна выйти куда-то.

М: На пластинке ее Пузырев сам спел?

С: Да Пузырев. Просто в то время я уже в подаче сидел. Понимаете? Мне было уже все равно. Я каждый день сидел, я боялся телефонных звонков, я боялся своей тени. Мне было не до чего уже. Издевались 10 лет надо мной здесь.

М: Это с какого года в таком состоянии?

С: Вот считайте! С 77-го по 87-й. 10 лет. В 1987 я уехал.

М: А чем за границей занимались?

С: Правду говорить что ли? Я объясню, как это было. Когда я приехал, хотел дать концерт, как классический пианист. Я в хорошей форме был. Решил устраиваться в Академию танца и музыки. Но там же все места уже заняты теми, кто приехал в Израиль раньше. А настоящие профессора, настоящие музыканты ходят с метлой, шофером где-то работают. Потом, когда я уже чувствовал, что не могу больше там жить, мне позвонили отсюда. Я думаю, ну чего там делать? Там чужое все. Там язык чужой. Я приехал сюда. Пошел в РАО. 15 лет не был. Они у меня даже паспорт не спросили, сразу же узнали. Говорят, что тут дефолты какие-то были. И, вообще, они думали, что я уже умер.
Я сейчас работаю в клубе завода имени Орджоникидзе. С детьми музыкой занимаюсь.

Н: Чему Вы детишек учите?

С: Они хотели, чтобы это был детский хор. Дети вроде способные. Я научился у Миры Львовны, как с ними работать. Она же консерваторию окончила по хоровому дирижированию.

М: А фортепиано?

С: А фортепиано - это надо, чтобы у ребенка склонность была, чтобы он способный был. Мало таких. А иначе толку никакого.

Н: Я на днях прочитала, что на Вашем творческом вечере "Школьный бал" спел Гриша Рубцов.

С: Я не знаю этого мальчика. Но они вышли с балетной группой, так отработали! Мне понравилось. Он хорошо поет!

Н: А кто еще был на Вашем вечере?

С: Игорь Саруханов был. Малежик был. Они все говорили, что они на мне очень много денег заработали. Дроздов был со своей "Синей птицей". Вот кто не пришел, но он, наверное, болен был - это Михаил Иванович Ножкин. Но я на него не обижен. Здоровье уже не то. А Преддетеченского знаете? У Стаса работает. Он мне сказал: "Вы знаете, благодаря Вам, я купил в Москве квартиру, купил машину". А у меня ни квартиры, ни машины, ни компьютера, ни дистрибьютора. Самое страшное для человека, когда ему не дают заниматься тем, чем он должен. Если я кроме музыки ничего не умею, ничего, ну, и что мне делать?

Н: А на заказ не пробовали сейчас писать?

С: Да у меня нет заказов. Кто будет заказывать? Все хотят сами писать. Кому не лень, все считают, что они имеют на это право. Клавишные есть - и пошел. Набрал там чего-то - и он сам играет. Да вы ж знаете это все. Это же кошмар! Ну! Разве так можно?

Н: А над чем Вы сейчас работаете, как композитор?

С: У нас с Бергером сейчас большие планы. Он хочет записать диск с моими песнями на английском языке. Ждет от меня фонограммы. Но все задерживается из-за того, что у меня в настоящее время нет компьютера. Я хочу сделать демо, чтобы был образ, который мне нужен. Я найду этот образ, а дальше Ленечка все сделает сам. У него вкус очень хороший. И, главное, он чувствует. Ему говорить ничего не надо, он всегда меня понимал. Надо только переправить записи. А как переправить, и, главное, как записать? Придется, наверное, клянчить у кого-то. Но если все сложится, тогда услышите, как это все должно звучать в идеале!